Олег СКУРАТОВ
ОГНЕННАЯ ДИАГОНАЛЬ
 
Великая Отечественная... История войн не знает примера, равного по размаху, ожесточению, по числу горьких утрат. Война оборвала мирный труд нашего народа, вторглась в жизнь каждой семьи, изменила судьбы миллионов людей.
Но даже в самую лихую годину советский человек сохранял в своём сердце любовь к прекрасному. Любил он и хорошую песню и берущий за душу стих...
Гремели пушки, но не молчали музы! И одна из них — муза шахматная I — не раз приходила на помощь уставшему солдатскому сердцу. Для тысяч и тысяч воинов шахматы стали верным другом и спутником на войне...

 

 

ДЛИННОЙ БЛОКАДНОЙ НОЧЬЮ...

 
До сих пор храню военный дневник погибшего под Ленинградом Александра Снегирева. В сорок первом ему исполнилось восемнадцать, он имел первый разряд по шахматам и вёл в нашей школе кружок.
Всё он успевал — был и тренером, и судьёй, и организатором. Помню, как воскресным утром 22 июня в зале 156-й школы Саша выступал на открытии районной Олимпиады. Его серьёзный голос совсем не вязался с добродушным лицом и смешной привычкой всё время снимать и надевать очки.
Началась игра. Мы склонились над досками, захваченные шахматными волнениями. И конечно, ни я, ни мой партнёр, пятиклассник Володя Черепенников, не ведали, что время отсчитывает последние минуты мира...
...Через три недели на Суворовском проспекте я увидел в ряду ополченцев Александра Снегирева. Я проводил его до конца Литовской улицы, где роты Смольнинской дивизии свернули на Международный проспект к Пулково.

 

Мы встретились вновь в феврале сорок второго. Саша выглядел бывалым солдатом. Он только что вышел из госпиталя, и под ушанкой ещё белели бинты.
— Пока к строевой не годен, — смущаясь сказал Саша, — до весны направили работать в райком ком
сомола.
По заданию райкома Снегирев организовал у нас в доме молодёжную бригаду — «бытовой отряд», как тогда называли. «Штаб» бригады помещался в промёрзшей котельной, а весь «личный состав» насчитывал четыре человека...

 
Шла первая, самая суровая блокадная зима... Мы ходили по квартирам нашего заледеневшего дома и чем могли помогали ослабевшим от голода и холода людям. Кололи дрова, носили воду, находили (именно находили!) и передавали в районный эвакопункт малышей, оставшихся без родителей. А однажды зашли в квартиру, где жил Володя Черепенников, мой партнёр по шахматной Олимпиаде... В тёмных исковерканных снарядом комнатах мы не нашли никого. А позже узнали, что Володя погиб во время обстрела.
 
В этот вечер, вернувшись в котельную, мы долго молчали. Вскипятили на «буржуйке» чай из еловых иголок, но веселее не стало. Каждый был погружён в свои мысли...
И тогда Саша Снегирев спросил:
— Ребята, все умеют играть в шахматы?
Оказалось, что не знаком только Борис Макуров, но, когда я, Голиков и Морозов принесли в котельную шахматы, Борис поставил на стол комплект шашек... Все заметно повеселели и даже зажгли вторую коптилку. Такое расточительство мы допускали редко.
Саша давал сеанс одновременной игры в шахматы и шашки. Пламя горящего в стеарине лоскута отражалось в его очках, когда он наклонялся, присматриваясь к позиции. Сзади, на стене котельной шарахалась его огромная тень. Помню, Саша давал каждому партнёру фору — снимал с доски ферзевую ладью, а Борису Макурову он дал вперёд пару шашек.

 
Не думаю, что сказалась фора, — убеждён, что Саша нарочно все партии проиграл. А мы ликовали... И вечером перенесли шахматы на чердак, чтобы скоротать очередное дежурство.
В ту ночь шла бомбёжка, но, когда она кончилась, все собрались у перевёрнутого ящика, на котором стояла шахматная доска. Вспомнив, что накануне наши войска выбили фашистов из Холма, мы посвятили турнир освобождению этого города. Судьёй был Саша.
Короткое сражение при трёх участниках завершилось дележом трёх мест. И Саша громогласно объявил решение:
— Первое место присуждаю Голикову по коэффициенту!
— Почему? По какому такому коэффициенту?
— А вот по какому. Он в бомбёжку две зажигалки потушил, а вы — по одной...

 
Весной Снегирев снова ушёл на фронт, а осенью сорок второго в нашу квартиру постучался незнакомый сержант. Он передал мне коленкоровую тетрадь, в которой Саша вёл дневники нашей блокадной бригады. На первом листе виднелась карандашная надпись: «В случае моей гибели прошу передать тетрадь...». Ниже был указан мой адрес.
Вот что рассказал сержант: «Часть, в которой служил Саша, сражалась на плацдарме у села Невская Дубровка. Этот клочок земли был буквально перепахан разрывами снарядов и бомб. Бывало, что десять раз на день на него накатывались цепи атакующих гитлеровцев. Но наши стояли насмерть...Когда по Неве двинулся ладожский лёд, перекрыв подвоз боеприпасов, положение горстки бойцов стало критическим...»
Сержант, передавший тетрадь, рассказал, что он был в одном пулемётном расчёте с Сашей Снегиревым. И когда вражеский танк смял колючую проволоку перед ротным окопом и начал прицельно бить из орудия, Снегирев шагнул через бруствер и швырнул гранату в башню бронированной машины... И тут же упал, скошенный пулемётной очередью.
В его вещевом мешке, — добавил солдат, — кроме этой тетради, мы нашли ещё шахматы. Но они остались там, на плацдарме...

 
ДОТ «ШАХМАТНЫЙ»
 
Несколько лет назад в ленинградской секции ветеранов войны я познакомился с полковником Александром Ивановичем Шерстневым. В годы блокады он командовал полком, мне же не было и пятнадцати... Но нам обоим хорошо помнилась та далекая, безудержно-радостная ночь, когда Ленинград узнал о прорыве. И однажды я попросил Александра Ивановича поехать вместе на памятный, Невский берег.
Электричка быстро доставила нас к платформе Чёрная речка. Пять минут ходу, и перед нами Нева. Впереди, от Шлиссельбурга до Невской Дубровки, виднелся обрывистый берег — блокадный край, где треть века назад, врывшись в землю, стояли немецкие дивизии.

 

Несколько шагов — и под ногами ледяной панцирь. Ветер с Ладоги бросает в лицо белую поземку, и невольно кажется, что сейчас ударит навстречу дробный стук пулёметов.
Но тихо на Неве... Мы шли по «нашему», правому берегу, где ещё и сейчас видны приметы войны. Словно из прошлого смотрели с изрытых откосов тёмные амбразуры дотов... Когда мы подошли к одному бетонированному колпаку, Шерстнев сказал:
— Это дот третьего взвода лейтенанта Мельниченко. Время идёт, и как видите, нижний этаж уже засыпан, но пулемётная точка цела. Как обелиск стоит...


Слушая Александра Ивановича, я с изумлением рассматривал полустёртую чёрную фигурку, чёрной краской нанесённую на бетон и удивительно напоминающую символ шахматного коня. Неровный след пули, словно печать, свидетельствовал о давности рисунка.
— Что это, Александр Иванович?
— Так это же «шахматный дот»,— улыбнулся Шерстнев, — так его у нас в полку называли... А нарисовали коня наши остряки из взвода управления.
— Шахматный дот?!
— Это был боевой дот, знаменитый снайперским огнём. Я сам представлял к наградам Мельниченко и стрелков Сальникова, Горского... Сейчас и не упомнишь всех...

 
Шерстнев задумался, а затем, словно вспомнив что-то, улыбнулся и продолжал: «Мы ведь больше года стояли в обороне. Было время и в шахматы поиграть. Как-то шефы с Кировского завода привезли в полк несколько комплектов. А лейтенант их сюда перетащил. Большой был любитель шахмат...
В этот дот в минуты затишья заходили многие солдаты и офицеры. Мельниченко даже первенство рот организовал. А однажды, как раз перед самым прорывом блокады, сюда зашёл наш командир дивизии генерал Н. Симоняк. Проверив боевую готовность взвода, он сказал лейтенанту: «Если не на пять, а хотя бы на четыре с плюсом шла у тебя служба — закрыл бы твой клуб. Всё-таки здесь фронт, а не дом на улице Желябова...»
А потом комдив сыграл с Мельниченко партию, вторую... Вставая из-за стола, он улыбнулся и протянул лейтенанту руку:
— А ты молодец. Отменно играешь. После войны будешь, наверно, знаменитым шахматистом…

 
…Через несколько дней грохот тысяч орудий раздался над державной Невой. К вражескому берегу устремились по открытому льду бойцы штурмовых групп. За ними хлынули все батальоны. А сводный армейский оркестр грянул с кромки льда мелодию «Интернационала»...
— В числе первых во вражеские траншеи ворвался взвод Мельниченко, — продолжал Александр Иванович, — бойцы мне рассказали, что лейтенант погиб в рукопашной схватке. Он был представлен к ордену Боевого Красного Знамени.
— Возвращаясь в Ленинград, я всё время вспоминал удивительный дот с шахматным конём, начертанным рядом с амбразурой.

 

 

 

ПРОРЫВ
 
Очерк под этим названием я готовил в дни 30-летия освобождения Венгрии. Начал с того, что побывал в Ростове-на-Дону, где живёт дважды Герой Советского Союза генерал армии Плиев.
Ведомая им конно-механизированная группа первой вступила на венгерскую землю, освободив город Дебрецен. Вот что рассказал мне прославленный военачальник:
«В ночь перед прорывом, когда трижды была выверена каждая мелочь, синоптики неожиданно «выдали» тревожную сводку — с утра до полудня — туман.
Наступать в тумане? Конечно, в этом были свои плюсы. Кавалеристские корпуса могли глубоко проникнуть во вражеский тыл, не опасаясь ударов авиации. Да и гитлеровские наземные части могли нас «потерять» в тумане... Но как быть с запланированной артподготовкой, как наступать без поддержки авиации?

 
За три часа до начала атаки на командный пункт прибыл маршал Малиновский.
— Бить по площадям — дело гиблое, — сказал он, — не прорвёте фронт.
— Но цели разведаны, товарищ командующий, расстояние до них выверено, — вступил в разговор начальник штаба генерал Пичугин, — и в тумане накроем. А пока обойдёмся без авиации — без нашей и без немецкой...
Малиновский подошёл к столу и долго всматривался в оперативную карту. Потом поднял голову и медленно, словно взвешивая слова, сказал:
— Будем наступать в назначенный Ставкой срок. А туман... так он и для немцев туман. Пусть попробуют отбиваться вслепую. На войне, как и в шахматах, это не так просто.
И тут командующий фронтом удивил меня совсем не военным, совсем мирным вопросом:
— Я слышал, вы неплохо играете в шахматы, Исса Александрович?
Немного смутившись, я ответил, что, хотя и не считаю себя серьёзным игроком, но в свободную минуту...
— Свободных минут на фронте у генерала не может быть,— улыбнулся Родион Яковлевич, — но поскольку до рассвета ещё три часа, можно выкроить время и для шахмат. Ведь всё равно не заснешь.

 
Генерал Пичугин принёс в блиндаж шахматы, и игра началась... Я вёл сражение неторопливо и очень старательно, но мой партнёр, очевидно, был намного сильнее... Родион Яковлевич играл уверенно и часто в шутливом тоне комментировал отдельные ходы. А когда рискованный рейд моего коня завершился весьма плачевно, заметил с сарказмом:
Командующий конно-механизированной группой должен беречь свою кавалерию... А вообще каждый офицер должен разбираться а шахматах. Это помогает и в тактике, и в стратегии... Да и ориентироваться в обстановке шахматы тоже учат. А на войне столько неожиданностей....
Делая очередной ход, Малиновский наклонился к шахматной доске. Мелькнул белый бинт под воротником френча. Я знал, что Родион Яковлевич недавно получил ранение при перелёте в танковую армию. Штабной «кукурузник» атаковали немецкие истребители. И командующему фронтом пришлось отбиваться от них из ручного пулемёта.
Самообладание и расчёт он проявлял и за шахматной доской...

 
В шесть часов утра мы покинули штабной блиндаж и перешли на наблюдательный пункт. К сожалению, синоптики не ошиблись. Густая молочная пелена закрывала позиции 6-й немецкой армии. Но «игра вслепую» не страшила нас...
Качнулась земля, зарницей сверкнуло небо... На 18-километровом участке фронта ударила наша артиллерия. Сражение за Дебрецен началось...»".

Исса Александрович прервал свой рассказ и, подойдя к книжной полке, достал какую-то неприметную брошюру.

— Хочу показать вам сетования генерала Фреттера-Пико, командовавшего под Дебреценом войсками 6-й армии. Здесь есть кое-что и о шахматах...
Я прочитал: «Воспользовавшись густым туманом, танки и кавалерийские корпуса генерала Плиева в двух местах смяли фланги наших войск и глубоко вклинились на венгерскую равнину. Координация была нарушена, а взаимодействие боевых сил утрачено. Если говорить о стратегии, то здесь русские генералы, словно на шахматной доске, полностью переиграли наше командование... Шестая армия получила под Дебреценом форменный шахматный мат...».
Генерал Плиев убрал книгу и пошутил на прощание:
— Выходит, мы не зря потренировались перед боем с командующим фронтом...

«64» №  26, 1976 год

 

 

НА ВСЮ ЖИЗНЬ...
 
Басов В.Н.
 

— Помните «шахматную горячку» 1925 года? Капабланка, Ласкер, Рети, Рубинштейн — первый международный московский турнир... Это увлекло и меня, школьника. Спал и видел во сне фигурки. И вот однажды в журнале «Резеда» вычитал об игре по переписке. С тех пор не расстаюсь с шахматами. Вот и сейчас жду писем из Австралии, Калифорнии, Буэнос-Айреса от участников турнира на Кубок мира.


Мой собеседник, капитан второго ранга в отставке Василий Николаевич Басов, — хозяин пресс-центра 39-го первенства шахматистов. Он давний и преданный друг шахмат.
— В Великую Отечественную был командиром сторожевого корабля «Абрек». Обычные военные будни: бои с фашистскими кораблями и подводными лодками, доставка перед самым носом врага боеприпасов из Ленинграда в Кронштадт... Проводка на боевые позиции подводных лодок, перевозка второй ударной армии на Ораниенбаумский плацдарм... Да разве всё вспомнишь!
А Родина помнила каждый подвиг В.Н. Басова. «Моряк сошёл на берег», сверкая орденами Ленина, Красного Знамени, Отечественной войны, двумя орденами Красной Звезды и многими медалями!
А затем вновь ожили шахматные страницы жизни Василия Николаевича. Активное участие в турнирах городов Клайпеда и Калининград, пропаганда шахмат в войсковых частях. В 1953 году морской офицер стал «шахматным президентом» Калининградской области.
Ушёл из родного Ленинграда В.Н. Басов юнцом, а вернулся пенсионером. Но сохранилось любимое увлечение — шахматы. Уступив место за шахматным столиком молодым, он полностью переключился на обслуживание соревнований. Много их было. Но самое ответственное — сегодняшнее. И наверняка после окончания чемпионата в его судейском билете появится оценка «отлично».

В. Виноградов

39-й чемпионат СССР.

Бюллетень Ленинградского шахматного клуба имени М.И. Чигорина

 3 октбяря 1971 года

 

 

 

СУДЬБА РАЗВЕДЧИКА
 

Во многих боевых операциях во время Великой Отечественной войны участвовал гвардии майор

АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ ГОЛЕНКОВ

 
 
Прорыв советских армий под Клецкой на Дону в ноябре 1942 года, Сталинградская битва, сражение на Курской дуге, операция «Багратион», в результате которой летом 1944 года была освобождена Белоруссия и наши войска вышли к границам Польши, разгром Курляндской группировки противника — таковы этапы боевого пути А. Голенкова на фронтах Отечественной войны.
 

Он начал войну на территории Западной Украины рядовым бойцом-пулемётчиком 24 июня 1941 года. До ноября 1942 года воевал разведчиком, командовал взводом пешей разведки.


Читаем скупые строки фронтовой газеты от 24 мая 1942 года: «Десятки раз ходил этот бесстрашный боец в тыл к гитлеровцам и приносил командованию ценные сведения».

Всего несколько строк, а за ними — бессонные ночи в заснеженных окопах, мужество и находчивость. Самые трудные и опасные задания поручались разведчику А. Голенкову и его товарищам.


В боевой характеристике, подписанной в октябре 1943 года командиром 52-й гвардейской дивизии генерал-майором Н. Козиным, сказано, что А.Н. Голенков уничтожил 68 немецких солдат и офицеров и взял в плен двух «языков».

 
А.Н. Голенков был трижды ранен. За доблесть и мужество в боях с врагом удостоен боевых орденов — Красного Знамени, Отечественной войны I степени, Красной Звезды и медалей.
 

После войны стал студентом инженерно-физического факультета МВТУ им. Баумана.

Прошло пять лет, и молодой инженер-физик сделал свои первые шаги на научном поприще, начал заниматься малоисследованными проблемами инфразвуковых измерений.
Александр Николаевич стал известным специалистом в области гидроакустических измерений и прикладной гидроакустики. В 1973 году он успешно защитил диссертацию на соискание учёной степени доктора технических наук.

 

«Шахматы люблю очень давно, — рассказывает Александр Николаевич. — Играл я в школьных турнирах, занимался в шахматном коллективе московского Стадиона юных пионеров. Запомнились мне лекции мастеров Н. Григорьева, М. Юдовича, один раз у нас выступал и Эм. Ласкер. Интересно было сражаться в сеансах одновременной игры, которые проводили Н. Рюмин, В. Алаторцев, А. Толуш.

 

Подлинно творческая обстановка царила в нашем ребячьем коллективе. Многому научило меня общение с такими талантливыми шахматистами, как А. Ельцов, М. Бонч-Осмоловский, В. Симагин, Б. Ваксберг.

Особенно помогла моему шахматному совершенствованию большая дружба с Ю. Гусевым. Мы учились в одном классе В 113-й школе, вместе занимались шахматами. Юра, правда, в этой области преуспел больше меня. Он стал мастером, а у меня жизнь сложилась так, что дальше первого разряда продвинуться не удалось.

 

Но с шахматами я всегда был и буду близок. Даже на войне, в немногие дни затишья, находилось время для шахматных поединков. Тогда это была игра коллективная. Кругом болельщики, кто советует, кто критикует, но все по-настоящему увлечены. Об этом свидетельствует и фото, которое очень мне дорого.

 
Дело было в феврале 1944 года. В землянке политотдела шестой гвардейской армии нашлись шахматы, и сразу появились желающие проверить свои силы за шахматной доской. На фото я играю с А. Орловым. Рядом сидят В. Туманов, Н. Твердохлебов, стоит И. Захаров. Это мои боевые друзья.
 
Шахматы в СССР № 1, 1985 год

 

 

 

ДМИТРИЙ ДАНИЛОВИЧ ЛЕЛЮШЕНКО

дважды Герой Советского Союза

генерал армии

 
 

- Когда мне говорят о шахматах, я тотчас вспоминаю суворовскую «Науку побеждать». Ассоциация не случайная и связана с таким жизненным эпизодом.
Осенью сорок первого года я вступил в командование 5-й армией и получил приказ занять оборону на направлении Бородино — Можайск, откуда ожидался главный удар врага, рвавшегося к Москве.
В центре легендарного Бородинского поля окопались воины 32-й стрелковой дивизии, только что прибывшие

с Дальнего Востока. Им предстояло первым выдержать страшный таран фашистов, и я с членом Военного Совета армии П.Ф. Ивановым поехал познакомиться с войсками поближе.

 

Да, это была не та война, не тот характер сражений.
И если тогда на этом куске русской земли — 9 километров по фронту и 2,5 километра в глубину — сражались

в сомкнутом строю, решая судьбы истории, 120 тысяч русских солдат и 130 тысяч французов, то теперь тут было сравнительно немного войск... И исход войны определялся не на Бородинском поле, точнее, не только здесь, но и на всём тысячекилометровом фронте, где в те дни шли ожесточённые бои.

 
Мы шли по тем же местам. Поляны, ручьи, леса остались и теперь, а вот войск не было видно — не та война! Подразделения зарылись в землю и замаскировались, поле казалось пустынным...
А вот и Кукаринский лес, где расположился штаб 32-й стрелковой дивизии. Едва полковой комиссар докладывает: «Дивизия готова к выполнению боевых задач...», как начинается налёт вражеской авиации.
Входим в землянку, спрашиваю командира. Полковой комиссар Г.М. Мартынов смущённо кивает в сторону, и я с удивлением вижу, как там, в глубине землянки, двое... играют в шахматы!
 
— Товарищ комдив? — окликает Мартынов, и тут же навстречу вскакивает моложавого вида офицер:
— Командир 32-й стрелковой Полосухин!
Осматриваюсь, говорю не без иронии:
— Как устроились? Давно командуете дивизией?
— Три месяца.
Теперь смущён Полосухин, чувствующий, что этим вопросом я как бы воздаю должное его командирским качествам.
— Шахматишками, значит, забавляетесь?
И вдруг Полосухин, мрачнея прямо на глазах, тихо, но твёрдо отвечает:
— Не забава это, нет лучшей разрядки перед боем. Наука целая, настоящая наука, как нужно побеждать.
И это было сказано так убеждённо, что я сразу ему поверил.
Вот почему при слове «шахматы» я вспоминаю о «Науке побеждать», о героях 32-й стрелковой дивизии, о её прославленном командире Викторе Ивановиче Полосухине, уже в первые дни войны учившихся — и научившихся! — побеждать не числом, а умением.



 

 

 СОЛДАТЫ В СТРОЮ
 
СЕРЖАНОВ ГАВРИИЛ СЕРГЕЕВИЧ
 
 
 Сержанов Г.С.

  

Гавриила Сергеевича Сержанова впервые я увидел в Пятигорске на очередном чемпионате Ставропольского края в 1940 году. Моё мальчишеское воображение поразил тогда частокол единиц в его графе турнирной таблицы — 11 из 11! В том же году чемпионом края стал и я, но среди школьников. Через год ни мне, ни Сержанову отстоять свои звания не пришлось. Война застала нас 22 июня 1941 года на станции Минеральные Воды, когда мы направлялись на соревнования в Ставрополь. Здесь мы расстались на долгих шесть лет.
 
Трудное и героическое было время первого года Великой Отечественной войны. Участником легендарного Феодосийско-Керченского морского десанта стал Сержанов. А когда в мае 1942 года пришлось оставить Крым, подразделение, которым командовал Сержанов, до последнего дня прикрывало отход наших войск из Керчи. На переднем крае обороны командарм 51-й армии генерал Львов объявил благодарность Сержанову и его бойцам за стойкость и мужество.
А затем бои на перевалах Главного Кавказского хребта северо-восточнее Туапсе. Здесь капитан Сержанов уже командовал батальоном в 137-м полку морской пехоты. После первой рукопашной схватки пехотный капитан Сержанов пришёлся по душе морякам, и они стали любовно называть его «батя».
А бате в ту пору было всего 25 лет.

 
В 1943 году Сержанов воевал под Новороссийском в 318-й стрелковой дивизии, в 1944-м — в Крыму в 55-й гвардейской дивизии. Там во второй раз был тяжело ранен. После излечения вернулся в родной город и стал работать инспектором в курортном совете.
Встретились мы в 1947 году, когда в Пятигорске проходило первенство Центрального Совета общества «Медик». Сержанов выступил удачно. В послевоенные годы кандидат в мастера Сержанов неоднократно становился чемпионом Ставропольского края.

 
И конечно, не забыл Сержанов старое увлечение. Он участвует в заочных турнирах, всегда играет творчески, интересно. Вот характерный пример:
 

Г. СЕРЖАНОВ. -  С. АСАТУРЬЯН

Четвертьфинал VIII первенства СССР по переписке

1962 год

 

 

С. Асатурьян, мастер,

заслуженный мастер РСФСР

Шахматы в СССР № 8, 1987 год

 

 

 

 

 

 

ПОБЕДИТЕЛИ