01.01.1970



Эмануил Ласкер

(1868 -1941) 

 

 

Раскройте любой солидный учебник. Сохраняя важнейший принцип педагогики — постепенность — он с каждой переворачиваемой страницей всё дальше и дальше вводит читателя в глубь изучаемого предмета.

Не составляют исключения и шахматы. От объяснения ходов и принципов шахматной топографии — нотации, к мату лишним ферзём, казавшемуся когда-то любому из нас венцом шахматной техники, а там и к понятиям более сложным — так шаг за шагом ведёт нас учебник в глубины игры, завершаясь подачей суммированных знаний, связанных с наиболее тонкими аспектами дебюта, миттельшпиля и эндшпиля.

Приобретя определённый опыт, квалифицированный шахматист может обратиться к толстым фолиантам по дебютам и эндшпилю — их много, — постоянно ломая голову над тем, как овладеть искусством игры в миттельшпиле — этой сердцевине шахмат. А в итоге?

 

«Большинство шахматных любителей медленно взбирается на некоторый, в сущности очень незначительный уровень шахматного умения и застывает на нём на долгие десятилетия... Если же высчитать затрату сил, связанную с достижением этих результатов, то можно ужаснуться: специальная литература, шахматные отделы в газетах, лекции, курсы, всякого рода турниры, матчи, лёгкие партии в клубах — поистине колоссальная затрата энергии!
...Стоит призадуматься над тем, что мы, изучая шахматную игру, затрачиваем столь много усилий и столь малого достигаем...»

 

Эта цитата из «Заключительных замечаний» знаменитого, можно сказать, без всякого преувеличения, лучшего «Учебника шахматной игры» Эмануила Ласкера.

 

Написанная много лет назад, до войны, книга Ласкера неоднократно переиздавалась. И это неслучайно. Ласкер — чемпион и мыслитель, философ и математик стремится донести до читателя своё понимание шахмат, делает попытку глубоко осмыслить их философские проблемы. Не зря одна из глав названа «Эстетика шахматной игры». Она помогает читателю выработать критерии для обозначений границ прекрасного в шахматах, научиться отличать блеск мишуры от неброского цвета золота.
Итак,— урок ведёт Ласкер.

 

 

УРОК ВЕДЁТ ЭМ. ЛАСКЕР
Обратимся к систематическому изучению, которое должно представлять из себя не случайную мозаику, а единое, логически связанное целое. Для этого начнёмте выяснения понятия, усвоение которого осветит нам современное шахматное искусство.


Во всякой позиции имеются некоторые ходы, назовём их «форсирующими» ходами, цель которых — вызвать на доске полный переворот, которые создают неожиданные и сильные угрозы, например, угрозы мата, взятия фигуры, превращения пешки. Коротко говоря, цель этих ходов — переоценка всех ценностей. В противовес таким форсирующим агрессивным ходам, в распоряжении противника имеются столь же форсирующие оборонительные ходы.
Таким образом, атака, контратака, защита образуют цепь, часто очень запутанную, но часто и такую, все звенья которой мы можем легко проследить. Если звенья соединяются в последовательный непрерывный ряд, то такую цепь называют «вариантом». Но нередко эта цепь разветвляется, например, при наличии двух или более способов защиты. Тогда говорят о «вариантах», или о «сети» вариантов.

При анализе положения шахматисту приходится продумывать такие «сети вариантов», чтобы решить, дадут ли в данном положении форсирующие ходы благоприятный результат. Само собой разумеется, такие расчёты чаще всего приходится производить тогда, когда силы борющихся сторон приходят в тесное соприкосновение и играющий не должен упускать никакой возможности.

Однако, обычно попытка остаётся лишь попыткой; расчёт не претворяется в дело, потому что сеть вариантов, обыкновенно, не сулит никаких результатов, которые заслуживали бы усилий. Но если сеть вариантов заключает в себе положительный, заслуживающий внимания результат, тогда совокупность вариантов называется «к о м б и н а ц и е й», и игрок, осуществляющий найденный вариант, делает комбинацию.

 


Белые проводят комбинацию, состоящую всего лишь из одного варианта. Она начинается угрозой мата 1. f5—f6, что вынуждает чёрных сыграть 1…g7—g6. Затем следу¬ет 2. Фh5—h6 с новой угрозой мата, от которого у чёрных нет защиты, так как ни их ферзь, ни ладья не в состоянии защитить поле g7.

 

 

Белые, играющие без «качества», могут выиграть при помощи комбинации, состоящей из двух вариантов. Они начинают ходом 1.Кd5—е7+.
Если чёрные берут коня ферзём, то они теряют последнего и, очевидно, проигрывают партию. Этот вариант тривиален.
Если же чёрные не берут коня, то им остаётся только сыграть 1… Крg8— h8. На это, однако, следует 2. Фе4:h7+ Крh8:h7 3. ЛеЗ—hЗх. В этом втором варианте заключается «идея» комбинации — пожертвование ферзя.

  

 

Здесь белым надлежит рассчитать вариант, начинающийся ходом 1.Фе6:f7. Если они рассчитают правильно, то убедятся, что дело сводится лишь к размену. На 1. Фе6:f7 чёрные ответят не Лf8:f7, а 1… Фb5—Ь8+ 2. Крh2-g1 Лf8:f7 3. Ле2—е8+ , и теперь чёрные сыграют 3… Лf7—f8, а не ФЬ8:е8.

 

 
 
 
 
 
 
 

Белые проводят комбинацию, благодаря которой выигрывают пешку. 1.Ка4—сЗ ЛЬ5—с5 2. КсЗ—е4 Лс5—b5 3. Ке4—d6 ЛЬ5—с5 4. Кd6—b7 Лс5—с7 5. КЬ7: а5.

 

 

 
 
 

 

 


В этом, казалось бы, безнадёжном положении чёрные спасаются посредством 1… Фе4:g2+ 2. Крh1:g2 Кf5:еЗ+ 3. Крg2—f3 КеЗ:d1 4.СеЗ—d4 Кd1:Ь2 5. Сd4:b2 и делают ничью, так как белые не в состоянии вытеснить неприятельского короля из угла.

 

 

 

 

Следует обратить внимание на большое количество одновременных нападений конём.
Уже по этим немногим примерам можно установить, что всякая комбинация заключает в себе идею. В существовании такой идеи нас убеждает то изумление, которое она вызывает в зрителе, а равно и то чувство облегчения, которое она доставляет нашедшему её. Идея разрешает задачу одним ударом.

 

 


Белые, конечно видят, что в случае 1. Ке5—f7+ чёрным нельзя брать коня и что таким образом король вынужден будет занять поле, на котором ему можно дать открытый шах. Но как выиграть партию?

Конечно, после 1. Ке5—f7+ Крh8—g8 белые ходом 2. Kf7—h6 дают двойной шах, вынуждая короля опять занять угловое поле. Однако это ведёт лишь к ничьей, к вечному шаху: или нет?..

Внезапно белые схватывают идею, и, избавившись от мук тяжёлых исканий, торжествующе объявляют мат в четыре хода.

Идея заключается в том, чтобы ценою пожертвования отнять у чёрного короля то единственное поле, на которое он может отступить, — поле g8.
1. Кe5—f7+ Крh8—g8 2. Kf7—hб++ Крg8—h8 3. ФbЗ—g8+! Л:g8 4.Kh6-f7x.

 

 


Ход за молодым Морфи, играющим против своего соперника Паульсена на Нью-йоркском турнире 1857 года. Своим ферзём он блокировал неприятельскую ферзевую пешку, а с ней — и слона и ладью белых. В данный момент его ферзь атакован. Защищать ли его, допуская размен? Но ведь белый король находится под защитой лишь небольшого числа фигур. Неужели нет какой-нибудь комбинации, позволяющей воспользоваться моментом? Например 1… Фd3:f1+? Но белые возьмут ферзём, а не королём.
Может быть, 1… СЬ6:f2+? Но тогда возьмёт король и чёрные не могут дать губительный шах на d4 из-за пешки сЗ; а раз это так, то чёрный король найдёт безопасное убежище на g1. Нет, все шахи не ведут ни к чему.
Ну, а что, если 1… Фd3:f3? Это влечёт за собой открытие линии. Последует 2. g2:f3 Лe6-g6+ 3.Крg1-h1 Сd7-hЗ, и белым нельзя играть 4.Лf1-g1; следовательно — пункт g2 незащитим. Морфи не анализирует дальше, всё дальнейшее — дело интуиции.

Паульсен поражён комбинацией и не оказывает должного сопротивления.
Партия продолжалась так:
1…Фd3:f3 2. g2:f3 Лe6-g6+ 3. Крg1—h1 Сd7—ЬЗ 4. Лf1-d1.

Это не самое сильное продолжение. Конечно, невозможно было 4. Лf1—g1 из-за Лg6:g1+ с последующим Ле8—е1+. Однако белые могли защититься от грозившего мата в два хода иным способом, а именно — атакуя страшную ладью g6 ходом 4. Фа6—d3. Если тогда 4... СhЗ—g2+, то 5.Крh1—g1 Cg2:f3+ 6. Фd3:g6 h7:g6 7. d2—d4 Ле8—е4 8. h2—hЗ, и белые стоят отнюдь неплохо.

Следовательно, чёрным нужно было бы в ответ на Фd3 сыграть 4... f7—f5. В этом случае не 5. Фd3—с4+? из-за Крg8—f8, и ход 6. Фс4—f7 невозможен, а 5. Лf1—d1 СЬ6:f2 6. Фd3—f1, и белые могут ещё некоторое время продолжать борьбу, хотя чёрные, конечно, выиграли бы эндшпиль. Как бы то ни было, белые должны были оказать более упорное сопротивление.

4... СhЗ—g2+ 5. Крh1-g1 Cg2:f3 6. Kpg1-f1 Cf3-g2+ Еще сильнее было бы Лg6—g2, после чего белые попадали в матовую сеть.
7. Kpf1-g1 Cg2-h3+ 8. Kpg1-h1 Cb6:f2 9. Фa6-f1 СhЗ:f1, и Морфи быстро выиграл партию.

 

 

 

 

 

Рассмотрение форсирующих ходов необходимо, потому что они дают возможность найти кратчайший путь к окончанию партии, поскольку выигрыш в разбираемом положении вообще существует.
Кроме того, такой метод и весьма практичен, так как он оставляет в стороне, вероятно, большое число кажущихся возможностей и концентрирует внимание (по крайней мере на первых порах) лишь на некоторых немногочисленных продолжениях, рассчитать которые вполне возможно для человеческого ума. Если имеется налицо ведущая к выигрышу комбинация, то это служит ясным доказательством того, что партия выиграна. В этом случае не помогают никакие увёртки.

 

Жизненные коллизии никогда не разрешают так бесспорно, как выигрываются партии на шахматной доске. Великий исцелитель от забот — успех, увенчивающий работу, — именуется у шахматиста комбинацией.

 

Комбинация рождается в голове шахматиста. Многие мысли стремятся к воплощению — правильные и ошибочные, сильные и слабые, практичные и непрактичные. Они зарождаются и борются между собой, пока одна из них не одержит верх над своими соперницами и не воплотится на шахматной доске в форме хода.

Действительно ли шахматный мастер мыслит так, как мы описали? Вероятно, приблизительно так, хотя возможны различные окольные пути и повторения.

 

Впрочем, не столь важно знать, каким путём он приходит к какой-нибудь определённой мысли, гораздо важнее понять, что, наоборот, замысел овладевает им и, представляя возможность своего воплощения в разных формах, не оставляет его.

Недостаточно знать, что комбинация состоит из ряда форсирующих ходов, — необходимо уметь указать причину, на основании которой мы заключаем, что в той или иной позиции кроется возможность комбинации.

 

Нельзя рассчитывать быстро заматовать короля, укрывшегося за пешками, защищённого хорошо расположенными фигурами и обладающего некоторой подвижностью. Если в таком положении мы будем пытаться во что бы то ни стало найти комбинацию, ведущую к мату, то это будет лишь потерей времени и тратой сил.

 


    

Об обучении шахматной игре 

 

Обучение шахматной игре поставлено у нас еще чрезвычайно плохо. (Я говорю это на основании своего заграничного опыта; об СССР сведений у меня еще мало.) Большинство любителей медленно поднимается на некоторый, в сущности очень незначительный, уровень шахматного умения и застывает на нем на многие десятилетия. Игроков, которым мастер может с успехом давать ферзя вперед, существуют миллионы; игроков, перешагнувших эту степень, можно насчитать, наверно, не больше четверти миллиона, а таких, которым мастер ничего не может дать вперед, вряд ли наберется больше двух-трех тысяч. Если же высчитать затрату сил, связанную с достижением этих результатов, то можно ужаснуться: специальная литература, шахматные отделы в газетах, лекции, курсы, всякого рода турниры, матчи, легкие партии в клубах — поистине колоссальная затрата энергии!
Нельзя пройти мимо этих фактов, только улыбнувшись.
   

 

Конечно, шахматы, несмотря на их тонкое и глубокое содержание, являются лишь игрой и не могут требовать к себе такого же серьезного отношения, как наука и техника, которые служат насущным потребностям общества; еще менее можно их сравнивать с философией и искусством. Но именно поэтому нет никакой пользы в том, что любитель для совершенствования в шахматной игре напрасно теряет время, которое могло бы быть использовано для более серьезных целей, и стоит призадуматься над тем, что мы, изучая шахматную игру, затрачиваем столь много усилий и столь малого достигаем.
Мы научились организовывать фабрики, но мы не умеем еще быть экономными в нашей умственной работе, в создании идейных ценностей.
Не подумайте, что это просто жалобы с моей стороны; нет, я хочу здесь наметить и осветить, хотя бы с калейдоскопической беглостью, некоторые связующие шахматы и жизнь моменты, ибо шахматы с первых же шагов своих были связаны с жизнью.
Представим себе теперь, что некий мастер, вооруженный знанием своего дела, хочет научить играть в шахматы какого-нибудь юношу, не знающего этой игры, и довести его до класса тех двух-трех тысяч игроков, которые уже ничего не получают вперед. Сколько времени потребуется на это? Для ответа я предлагаю следующий расчёт:
 

 

Правила игры с упражнениями 5 час.
Элементарные эндшпили 5 час.
Несколько дебютов 10 час.
Комбинация 20 час.
Позиция 40 час.
Практическая игра с анализом 120 час
. 

 

Затратив 200 часов, юноша, даже если он не обладает шахматным талантом, должен сделать такие успехи в игре, что займет место среди этих двух-трех тысяч. Однако имеется около четверти миллиона любителей, которые ежегодно тратят не меньше 200 часов на шахматную игру, и лишь немногие из них попадают в эти две-три тысячи. Не вдаваясь слишком далеко в вычисления, я думаю, что не буду голословным, если скажу, что в области шахмат в наши дни достигается лишь одна сотая того, чего можно и должно достичь. 

 

Наше обучение во всех областях страдает исключительной расточительностью времени и ценностей, например, хотя бы в области математики и физики; тут соотношение между достигнутым и возможным показывает еще более плачевные результаты, чем в шахматах.
Обучение шахматной игре должно быть воспитанием способности самостоятельно мыслить. Умение играть в шахматы не должно быть исключительно делом памяти, хотя бы потому, что запоминание вариантов вовсе не так уж важно. Если человеку приходится тратить силы для заучивания наизусть, он должен знать, для чего он это
делает. Память слишком ценное орудие, чтобы тратить ее на пустяки. Из моих 68 лет я потратил, по меньшей мере, сорок на то, чтобы забыть заученное или прочитанное, и то, что мне это удалось, придало мне душевной бодрости.
Если нужно, я могу увеличить свое шахматное знание; если нужно, - постичь то, чего до сих пор не знал. Багаж моей памяти невелик, но он всегда у меня под рукой и годится для многих случаев жизни.
   

 

Итак, сохранять в памяти следует не выводы, а метод. Метод — эластичен: он может быть применен в разных случаях жизни. Выводы, поскольку они связаны с определенными индивидуальными условиями, всегда являются чем-то застывшим. Метод порождает выводы в большом количестве; некоторые из них врезаются в память, но они должны служить лишь для пояснения и сохранения жизнеспособности правил, которые систематизируют и объединяют тысячи выводов. Вот такими полезными, жизненно важными выводами нужно время от времени пополнять свою память, подобно тому, как принятием пищи и питья восполняют то, что потеряно при обмене веществ. Но это — выводы, которые стоят в живой связи с правилами — правилами, которые опять-таки найдены благодаря живым методам, короче говоря, весь этот процесс должен быть полон жизни. 

 

И кто хочет воспитать в себе способность самостоятельно мыслить в шахматах, тот должен избегать всего, что в них мертво: надуманных теорий, которые опираются на очень немногие примеры и на огромное количество измышлений; привычки играть с более слабым противником; привычки избегать опасности; привычки без критики перенимать и, не продумывая, повторять варианты и правила, примененные другими; самодовольного тщеславия; нежелания сознаваться в своих ошибках - короче говоря, всего, что ведет к рутине или анархии. 

 

Программу развития шахматных способностей можно было бы представить в общем виде, однако индивидуальные особенности шахмат выступают тотчас, как только ставится второе требование: ввести изучающего в круг теории Стейница.
У этой теории есть своя история, которую изучающий должен узнать, потому что она проливает некоторый свет на природу человеческого характера. В ней есть смысл, который сначала проявлялся в столкновениях различных теорий и который приобрел авторитет после матча Стейница с Цукертортом. В ней есть и более сокровенный смысл, который нужно раскрыть изучающему. И, в конце концов, она воспитывает в изучающем способность самостоятельно мыслить, она заставляет его самостоятельно построить таблицу ценностей и сохранять ее в порядке. Она требует от него смелости, осторожности, силы и бережливости в распоряжении средствами и является для него, таким образом, хорошим образцом для деятельности вне шахматной сферы.
   

 

Этот путь обучения требует хороших учителей — мастеров шахматной игры, которые одновременно обладают и педагогическим талантом.
Как же должны такие учителя выполнять свою задачу? Они должны помогать молодежи овладеть шахматным искусством — путем лекций, посредством хороших книг, живой игрой со своими учениками. С другой стороны, необходимо комментировать партии, игранные учениками, выявляя их сильные стороны и указывая ошибки, чтобы таким образом облегчать работу учеников, но отнюдь не в ущерб развитию самостоятельности их мышления. Приемы и способы, которые может применять учитель, весьма разнообразны.
Для шахматного мира возникает проблема подготовить таких учителей и, подготовив, поддержать их устремления.
   

 

Учебник шахматной игры. Эмануил Ласкер 

  

 

Статьи педагогов