ИСТОРИЯ БОРЬБЫ ЗА МИРОВОЕ ПЕРВЕНСТВО
1890-1900 годы

 
 
ПОСЛЕДНЕЕ десятилетие XIX века создало в истории шахматного искусства целую эпоху.
За этот период как в теории, так и в практике шахмат произошла значительная переоценка ценностей. Вдохновляемые учением чемпиона мира Вильгельма Стейница о позиционной игре, десятки молодых талантливых шахматистов, развивая мысли Стейница, внесли иного новых идей в теорию дебюта, в вопросы оценки позиции и создания стратегического плана. В годы, предшествовавшие этому, одному из наиболее значимых периодов в истории шахмат один за другим сходили со сцены старые корифеи шахматного искусства.

 
В 1872 году умер Сент Аман, пытавшийся в своё время в борьбе с Говардом Стаунтоном отстоять шахматную гегемонию Франции в Европе. В 1874 году умер и Стаунтон. В 1879 году скончался Андерсен, в 1884 году умер Морфи, в 1888 году — Цукерторт и в 1890 году Луи Паульсен.
 
Из старых сподвижников Андерсена, Паульсена, Цукерторта лишь Джозеф Блэкберн и чемпион мира Стейниц вступали в последние годы XIX века, как полноценные носители мастерства, не только связанного со славными творческими традициями середины прошлого столетия, но и как защитники и проповедники новых идей в шахматном искусстве. Со счётом +10,-6 Стейниц в возрасте 53 лет отстоял звание чемпиона мира в матче с Чигориным, которого в то время считал наиболее достойным своим противником.
 
 
Ясно, однако, было, что Стейницу нелегко будет противостояв натиску талантливой молодёжи, отдельные представители которой уже начали приобретать мировую известность. К числу последних, в первую очередь, следовало отнести молодого германского шахматиста Зигберта Тарраша, взявшего подряд три первых приза на больших междуна-родных турнирах в Бреславле (1889), Манчестере (1890) и Дрездене (1892).
В этих трёх турнирах из 53 партий, Тарраш проиграл всего одну, причём в Бреславле и Дрездене Тарраш опередил вторых призёров на 1,5 очка, а в Манчестере на целых 3 очка. (1 место — Тарраш 15,5 очков из 19, 2 место — Блэкберн 12,5).
Для всех было совершенно очевидно, что Тарраш является одним из главных претендентов в борьба за мировое первенство, и сам Стейниц считал его чуть ли не гениальным выразителем и последователем своего учения.
Однако в 1892 году после длительных переговоров был организован матч-реванш между Стейницем и Чигориным и, таким образом, Таррашу пришлось пока занять выжидательную позицию. Кроме того, этот матч происходил до Дрезденского турнира, после которого «акции» Тарраша поднялись ещё выше.
За матчем Стейниц — Чигорин весь шахматный мир наблюдал с огромным интересом. Творческая мысль Чигорина была на подъёме, в то время, как возраст Стейница уже давал себя знать. Небольшой перевес, достигнутый Стейницем в матче с Гунсбергом (+6,—4), в начале 1891 года, говорил о том, что лучшие творческие годы у чемпиона мира остались уже позади.
Поэтому многие ожидали в этом матче победы Чигорина. В спортивном отношении, от начала и до конца, матч носил захватывающий характер.

 
 
Ряд партий Чигорин выиграл в блестящем стиле, но значительная часть этих побед базировалась всё же на упорных, граничащих с упрямством — попытках Стейница отстоять правоту своих абстрактных принципов в гамбите Эванса (Чигорин — белые) и дебюте двух коней (Чигорин — чёрные).
Стейниц проиграл из 8 партий, игранных гамбитом Эванса — 4, выиграл лишь одну и три партии свёл вничью.
В дебюте двух коней из 4-х партий Стейниц проиграл три. Зато из четырёх испанских (Стейниц — белые) чемпион мира выиграл 3 при одной ничьей и выиграл также все три партии, начатые им ходом Кg1-f3.

 
Спортивный ход борьбы виден из следующей таблицы:
 

Перед матчем, во время его и после возникало немало принципиальных споров. Одни видели в нём столкновение двух школ — старой и новой, другие борьбу сталей — позиционного и комбинационного, третьи дискуссию разных взглядов на сущность шахмат (игра, наука, искусство?) и т. д.

Нам лично кажется, что эти споры и упомянутые трактовки творческого значения борьбы Чигорина со Стейницем по меньшей мере были несколько поверхностны. Конечно, фигуру Чигорина надо рассматривать обособленно от большинства его зарубежных современников. Нельзя игнорировать упорные выступления Чигорина против новой школы Стейница. Однако, нельзя и не отметить и того, что эти выступления ничуть не мешали Чигорину на практике тонко осуществлять позиционные идеи и планы, обоснованию которых мог бы позавидовать самый ярый поклонник стейницевских принципов.

 
Бесспорно, всё же, что матч-реванш Стейниц — Чигорин носил до некоторой степени действительно принципиальный характер. Принципиальность борьбы определялась прежде всего попытками Стейница нарочито экспериментальной игрой доказать беспринципность смелых комбинационных атак Чигорина.
 
Стейниц перехватывал явно «через край» в стремлениях создать высокий авторитет принципам новой школы и в результате иногда достигал прямо обратной цели.
Искусственная, нарочито подчёркнутая линия Стейница, в которой свободный полёт творческой фантазии жёстко ограничивался многочисленными догмами и принципами, противоречила воззрениям Чигорина, рассматривавшего эту точку зрения Стейница, как попытку сковать свободное творчество шахматиста-художника.

 
Но повторяем, и в матче со Стейницем и позднее Чигорин, сохраняя полностью оригинальные самобытные черты своего творчества, создавшего целую самостоятельную школу (русская шахматная школа), в то же время умел быть на практике тонким ценителем тех самых позиционных идей и принципов, которые окружили ореолом бессмертия имя и мысли Вильгельма Стейница.
 
Разногласия между воззрениями Стейница и чигоринскими воззрениями, получили довольно яркое отображение во многих партиях их матча. Нижеследующие две партии представляются нам с этой стороны особо характерными.
 
ДЕБЮТ ДВУХ КОНЕЙ
СТЕЙНИЦ - ЧИГОРИН
Восьмая партия матча
 

 

Чигорин провёл атаку безупречно, но возникает всё же два следующих интересных вопроса. Когда и в чём была Стейницем допущена ошибка и могла ли «новая школа» утверждать, что Чигорин вёл партию в противоречии с её принципами и установками. Если руководствоваться пространным комментарием Чигорина, то обнаружить ошибку Стейница являлась бы неблагодарной задачей. Чигорин осудил только 18-й ход Стейница с2—сЗ, снабдив его даже вопросительным знаком, но в то же время придерживаясь взгляда, что позицию Стейница в этот момент едва ли можно спасти. С этим взглядом согласны и мы. Получается, одним словом, что Стейниц, играя белыми и не сделав мало-мальски весомой ошибки, оказался наголову разбит в чрезвычайно короткое время — всего в 24 хода. Где же таится разгадка столь необъяснимых на первый взгляд событий?
 
Нам кажется, что рассмотренная выше партия в целом во всяком случае не представляет собою борьбы двух противостоящих друг другу точек зрения.
Больше того: Чигорин, по нашему мнению, провёл всю партию от начала до конца в полном соответствии с принципами и идеями «новой школы» и последняя, на протяжении 24-х ходов, не найдёт места в игре чёрных, которое позволило бы ей обвинить Чигорина в практическом нарушении её взглядов и рекомендаций (разве только в выборе дебюта). Что же касается ошибки Стейница, то её надо искать не в том или ином ходе, а главным образом в слишком догматичном подходе ко вполне здоровым позиционным принципам.

 

С упорством, достойным лучшего применения, Стейниц, опираясь на абстрактные принципы, пытался иногда в динамическом процессе борьбы отстаивать заведомо обреченную на гибель позицию. Стейниц нашёл в лице Чигорина весьма опасного оппонента не на словах, а на деле доказавшего чемпиону мира псевдонаучность некоторых его утверждений, в которых догматические обобщения превалировали над конкретной шахматной действительностью.
 
Любопытно и характерно для Стейница, что в 10-й и 12-й партиях он избрал снова этот дебют. Обе партии окончились опять для него плачевно. Особенно поучительной является 12-я партия.
 
ДЕБЮТ ДВУХ КОНЕЙ
СТЕЙНИЦ - ЧИГОРИН
Двенадцатая партия матча

 

 

Также безупречно проведённая чёрными партия, причём и в данном случае можно смело утверждать, что образцово ведя всю атаку, Чигорин не только нигде не погрешил против принципов «новой школы», но, наоборот, использовал в некоторой части эти последние для придания ещё большей силы своим замыслам. Превосходно в этом отношении его спокойное отступление на 11-м ходу конём на b7 и далее ходы 12—16, подготовляющие решающую атаку.
Стейниц проиграл, благодаря большому количеству слабых пунктов в позиции его рокировки, которые он сам создал и опасность получения которых он так умно доказывал в своём руководстве.

 
Победа в матче всё же осталась за Стейницем, который с честью таким образом закончил упорную и тяжёлую борьбу с гениальным основоположником русской шахматной школы. Этой победой Стейниц завоевал себе полное право на более или менее продолжительный отдых.
 
Между тем, когда Тарраш брал один за другим первые призы, он явно демонстрировал свои стремления к завоеванию высокого титула «короля шахмат». Так образно именовали иногда в то время носителя звания чемпиона мира. Весь шахматный мир с большим интересом наблюдал, как с каждым годом всё более и более начинает колебаться несокрушимый, казалось, трон Вильгельма Стейница.
 
 
После Дрездена 1892 года единоборство Стейница с Таррашем считалось неминуемым. Однако матч Стейниц — Чигорин отодвинул на некоторое время сроки его осуществления.
В связи с этим перед Таррашем встал вопрос, как лучше использовать ближайшее время для подготовки к матчу и как проверить свои шансы в этом матче. Как никак, а своей победой над Чигориным, Стей¬ниц показал, что его шахматная мысль обладает ещё достаточной мощью и что на 27-м году своей гегемонии над шахматным миром, он продолжает всё еще оставаться весьма опасные противником.
В качестве самопроверки для Тарраша трудно было придумать что-нибудь более верное, чем его матч с тем же Чигориным, результат которого должен был ясно продемонстрировать, насколько Тарраш уже превзошёл Стейница. Помимо всего прочего, матч с Чигориным должен был иметь и серьёзно тренировочное значение. Чигорину был послан вызов, и, после долгих переговоров, этот матч состоялся осенью 1853 года в Петербурге.
 
Любопытно, что еще в 1892 году Тарраш отклонил предложение молодого Ласкера сыграть с ним матч. В этом матче был весьма заинтересован Ласкер, который, видимо, уже на самой заре своей творческой деятельности начал мечтать о титуле чемпиона мира. Ему необходимо было понятно создать вокруг этой своей мечты определённое общественное мнение. Победа над Таррашем в этом отношении могла бы сыграть огромную роль. Нюрнбергскому доктору, наоборот, ни с каких точек зрения этот матч с малоизвестным тогда Ласкером был не нужен. Он не мог вплести ни одного цветка в венок славы, добытой международными победами Тарраша, а в случае неудачи мог лишь ослабить его позицию в вопросе борьбы за мировое первенство.
Интересно и то, что условия матча Тарраш — Чигорин (до 10 выигранных партий) были такие же, как и в матче Стейниц — Чигорин.
Таким образом, матч Тарраш — Чигорин являлся как бы прологом единоборства Тарраша со Стейницем.

 
Таррашу не удалось выиграть матча, хотя одно время он уже был близок к этому. После счета 9:9 (последнюю партию выиграл Чигорин) при четырёх ничьих противники разошлись.
Необходимо было тщательно исследовать как творческие, так и крайне напряжённые спортивные результаты матча. Пока все эти вопросы одолевали разочарованного петербургской неудачей Тарраша, на шахматном горизонте всё выше и выше поднималась новая звезда в лице Эмануила Ласкера. Последний уехал в Америку, где усиленно занялся созданием материальных и моральных предпосылок к матчу за мировую корону. Осторожный Тарраш всё ещё взвешивал шансы и готовился планомерно к тому, чтобы сделать наконец решающий жест в направлении стейницевского трона, как вдруг, - молодой Ласкер бросил Стейницу перчатку, которая неожиданно была поднята стареющим чемпионом.

 
К общему удивлению Стейниц был разбит и чемпионом мира сделался не Чигорин — общепризнанный претендент на это звание, и не Тарраш, так уверенно направлявшийся к намеченной цели, а Эмануил Ласкер, не участвовавший до матча со Стейницем ни в одном большом международном турнире. Правда, его внушительные победы в 1892 году над Блэкберном (6:0) и в 1893 году над Шовальтером (6:2) снискали ему немало симпатий, но всё же лишь победа над Стейницем заставила говорить о Ласкере, как о шахматисте мирового класса.
 
Вначале матча до 7-й партии счёт был равный. 7-ю, стоявшую на проигрыш, Ласкер выиграл. После этого сопротивление Стейница оказалось сломленным. Ход матча виден из таблицы.
 
 
Естественное чувство досады овладело Таррашем, у которого шахматная корона проплыла, в буквальном смысле, мимо носа. Новый шахматный король был подлинным сыном своего времени, и в его творчестве нашли широкое отражение все веяния, которые были характерны для шахматного искусства в рассматриваемый период. Его понимание новых позиционных принципов было тонким и мудрым, но совершенно не носило в то же время характер заумности, как у некоторых других поборников новой школы.
 
Кроме того, Эмануил Ласкер был превосходным тактиком, игра его была наполнена волевой целеустремленностью к борьбе и это, собственно говоря, и решило участь постаревшего Стейница. Свежий и далёкий расчёт, вера в себя, готовность биться в любой обстановке до последней капли крови, используя даже незначительные шансы — все эти качества противника для старого чемпиона оказались слишком сильным оружием.
 
Тарраш на основании рассмотренных партий матча пришёл к выводу о чём и заявил громогласно в печати, что игра Стейница, в сравнении с годами его творческой кульминации, была слабой и что в матче нельзя было узнать прежнего Стейница.
«Поражение потерпели не игра, а годы Стейница», заявил Тарраш. Но как бы там ни было, формальные чемпионом мира приходилось признать Ласкера, и с этим неоспоримым фактом нельзя было не считаться. Тем не менее некоторые шахматные круги, особенно немецкие, продолжали не только отстаивать за Таррашем право считаться сильнейшим шахматистом мира, но и прямо иногда заявляли, что формальный титул Ласкера далеко не отвечает существу создавшегося положения вещей и что до выступления Ласкера в каком-нибудь крупном ответственном международном турнире вопрос о чемпионе мира следовало бы считать открытым.

 
К концу лета 1894 года в Лейпциге было решено устроить 9-й конгресс Германского шахматного союза, на котором предполагалась встреча Ласкера и Тарраша. Первый, однако, отнюдь не выразил, к общему сожалению, такой готовности и от участия в Лейпцигском турнире уклонился. Позиция Тарраша после этого заметно осложнилась. Чемпионство Ласкера неприятно довлело над ним и не взять первого приза в Лейпциге значило бы растерять добрую половину приобретённого за все прошлые годы морального капитала. Возможно, что поэтому игра Тарраша в Лейпциге была менее уравновешенной, чем в прежних состязаниях, он допускал серьёзные тактические просмотры (а в матче с Чигориным он не допустил, например, ни одного просмотра), пускался подчас в неосновательные обострения и даже прибегал к королевскому гамбиту, будучи всегда его ярым противником.
 
Неприятнее же всего было то, что даже завоевание 1-го приза не могло принести Таррашу теперь тех моральных эффектов, какие скажем получились от его побед в Бреславле, Манчестере и Дрездене. Одним словом, потерять в Лейпциге Тарраш рисковал очень многое, приобретать же там ему было нечего. Не возьми он первого приза про него сказали бы: «А ещё хочет оспаривать чемпионство у Ласкера». В случае же взятия первого приза все бы признали, что иначе и быть не могло, но Стейниц уже не чемпион, а для борьбы с Ласкером это столь же существенно, как давно растаявший прошлогодний снег. Кроме того, относительная неудача в матче с Чигориным, которого Стейниц всё же победил, уже создавало некоторую шаткость обстановки вокруг притязаний Тарраша на мировую корону.
 
Тарраш нервничал, напрягался, рисковал и не с такой лёгкостью, как это бывало ранее, но всё же занял первое место.
Правда и по своему составу Лейпцигский турнир был труднее предыдущих. В нём дебютировали такие впоследствии корифеи шахматной мысли, как: Тейхман, Шлехтер и Яновский.
Тарраш проиграл три партии и лишь на пол-очка опередил второго призёра Липке.
Положение Ласкера после этой очередной победы Тарраша скорее даже упрочилось. Нельзя к тому же было говорить о том, что вопрос о первенстве мира у Ласкера может оспаривать только Тарраш.

 

Не хотел отказываться от этой борьбы и Стейниц, требовавший матча-реванша. Наконец, ничейный исход матча Тарраш — Чигорин позволял последнему также заявить о своём праве принять участие в борьбе. Немало и других талантливых шахматистов выдвигались в разных странах, которые с минуты на минуту могли вступить в строй претендентов.
В этой напряжённой обстановке Гастингский шахматный клуб решил организовать большой международный конгресс и привлечь к участию в нём всех лучших шахматистов мира. Организаторы блестяще справились с поставленной перед собой задачей, и 5 августа 1895 года в Гастингсе начался беспримерный в истории шахматных соревнований турнир, результаты которого должны были, наконец, дать ответ на ряд волновавших в то время шахматный мир вопросов.

Основным из последних был вопрос о том, кто же кроме Ласкера может считаться бесспорным претендентом на борьбу за королевский титул в шахматном искусстве.
 

Организаторам международного турнира в Гэстингсе удалось привлечь к участию в турнире нового чемпиона мира молодого Ласкера и трёх главных претендентов на мировую «шахматную корону — Тарраша, Стенница и Чигорина; удалось также обеспечить в турнире представительство возможно большего количества наций, а также участие почти всех лучших шахматистов того времени.
 
22 участника представляли 7 стран (Англию, Австро-Венгрию, Россию, Германию, Италию, Соединённые Штаты Америки, Канаду). Среди участников наряду с выдающимися мастерами английской шахматной школы — Блэкберном, Берном, Гунсбергом, была и талантливая молодёжь центральной Европы — 20-летний Шлехтер, Марко, Мизес и многие другие.
 
Вместе с Чигориным Россию представляли молодой Яновский и сподвижник Чигорина — Шифферс. Из Соединённых Штатов приехал 22-летний Гарри Нельсон Пильсбери, с успехом выступавший в национальных турнирах своей родины.
 
Турнир был крайне интересным как в спортивном, так и творческом отношении. Но — увы! — в вопросе о том, кто может считаться достойным носителем титула сильнейшего шахматиста мира, гастингские дни не внесли никакой ясности. Лидером турнира вначале был Стейниц, имевший после первых 5 туров 4,5 очка. Затем он неожиданно проиграл 4 партии подряд и вперёд вырвались Чигорин, Барделебен, Ласкер. к которым вскоре присоединился американец Пильсбери.
 
 
В десятом туре Барделебен, выигравший незадолго до того у Ласкера и шедший без поражений, проиграл Стейницу партию, в которой экс-чемпиону удалось осуществить одну из самых лучших в его шахматной карьере комбинаций. Барделебен был настолько потрясён этой неудачей, что проиграл вскоре ещё несколько партий и борьба за первое место развернулась между Ласкером, Пильсбери и Чигориным, значительно опередившими остальных участников.
 
Где же был в это время Тарраш, которого многие (и вероятно он сам) прочили в победители турнира? Увы! Нюрнбергский доктор начал турнир крайне неудачно и лишь после 15 туров ему удалось перешагнуть за 50 проц. и набрать 8 очков. В этот момент он стоял на 9-м месте.
 
Это было, пожалуй, самой большой сенсацией турнира, если не считать победного шествия, мало известного до того времени, Пильсбери.
Свою неудачу Тарраш объяснял тем, что морской воздух Гастингского курорта действовал на него усыпляюще. Действительно, во время партии с Тейхманом Тарраш заснул и в конце концов просрочил время (правда, уже в проигранной позиции). Тейхман дважды старался разбудить своего партнёра, но это ему плохо удавалось... Примерно, в том же духе Тарраш проиграл Мэзону (просрочив время).

 
На финише борьба за первые три места, таким образом, продолжалась только между Ласкером, Чигориным и Пильсбери. После 18 туров лучшие шансы имел Ласкер с 14,5 очками, затем Чигорин 14 и далее Пильсбери 13,5.
 
В 19-м туре состоялась, наконец, первая встреча между Таррашем и Ласкером.

 

По дебюту Тарраш добился преимущества и одно время положение чемпиона миря было довольно трудным. Тарраш, однако. допустил мало заметные ошибки, и борьба перешла в эндшпиль (слон у Ласкера против коня у Тарраша) уже с шансами на стороне чемпиона мира: Тарраш к тому же допустил неточность и оказался на грани проигрыша, но в решающий момент Ласкер допустил ещё более серьёзную ошибку и проиграл. Этой победой, четвёртой подряд, Тарраш не только значительно улучшил своё турнирное положение, но и добился крупного морального успеха. До этой встречи критическое отношение Тарраша к победе Ласкера над Стейницем и весьма недвусмысленные его высказывания по этому поводу могли казаться неубедительными, поскольку сам Тарраш не встречался ни с Ласкером, ни со Стейницем. Но вот встреча с «непризнанным» чемпионом мира наконец состоялась, и Тарраш вышел из неё победителем.
 
В предпоследнем туре Тарраш выиграл к тому же и у экс-чемпиона Стейница, выдвинулся на 4-е место, и таким образом, окончательно сгладил неприятные впечатления, которые создались у его поклонников в результате неудач в первой половине турнира.
Проигрыш Таррашу, по-видимому, подействовал очень неприятно на Ласкера. В 20-м туре он слабо защищался против остроумного Блэкберна и снова проиграл. В результате перед последним туром на первое место вырвался Пильсбери с 15,5 очками, второе место занял Чигорин с 15 очками (проигравший в 20-м туре в 16 ходов Яновскому), третье Ласкер — 14 очков и четвёртое Тарраш — 13 очков. В последнем туре все четверо выиграли (Тарраш при этом 6-ю партию подряд) и окончательный порядок мест остался без изменения.

 
В статье, посвящённой турниру, Тарраш отметил, что лучше всех в турнире играл Чигорин, отдал должное затем неожиданному победителю Пильсбери и покровительственно похвалил Ласкера.
Больше же всего он, пожалуй, превознёс все же самого себя, закончив статью следующим полувосклицанием: «Жаль, что турнир не продолжался далее!». Намёк был более чем прозрачным. Выиграв последние шесть партий, он обошёл 5 конкурентов, передвинувшись с 9-го места на 4-е. Очевидно, если бы турнир продолжался, он перегнал бы и остальных...
Его партия с Ласкером, сыгравшая такую роль в распределении мест в турнире и восстановившая в то же время законность его притязаний на «шахматную корону», протекала следующим образом:

 

ТАРРАШ - ЛАСКЕР

30 августа 1895 года

 

 

 

 

Какие же выводы можно было сделать на основе гастингских результатов? Чемпион мира оказался на 3-м месте. 2-й призёр Чигорин, опередивший трёх других претендентов и к тому же, как и Тарраш, победивший Ласкера в личной встрече, показал, что результаты его матчей со Стейницем и Таррашем не только не случайны, но что при повторении подобного единоборства он способен улучшить свои достижения. Больше же всего вопрос о «шахматном короле» осложнился вследствие того, что к четырём претендентам прибавился пятый — в лице Пильсбери.
 
 
Необходимо было вновь внести ясность в этот вопрос. Инициативу взял на себя Чигорин, пригласивший на заключительном банкете Ласкера, Пильсбери, Тарраша и Стейница в Петербург для участия в матч-турнире, который решено было провести в конце того же 1895 года. Несомненно такой матч-турнир должен был явиться беспрецедентным выдающимся соревнованием и если не формально, то фактически показать действительное соотношение сил пяти конкурентов. Однако, и тут нашлось своё «но». От участия в матч-турнире неожиданно отказался Тарраш, ссылаюсь на свою занятость медицинской практикой.
 

На первый взгляд этот отказ казался совершенно непонятным и дело здесь, конечно, было не в медицине. Ведь не помешала же ему врачебная профессия участвовать на протяжении 10 лет почти во всех международных турнирах, играть затем большой ответственный матч с Чигориным и продолжать выступать в дальнейших соревнованиях.
Что, строго говоря, мог дать самолюбивому доктору Петербургский матч-турнир? После трудной победы в Лейпциге, после 4-го места в Гастингсе, ему необходимо было во что бы то ни стало брать 1-й приз в состязании неизбежно более ответственном, чем упомянутые турниры. Тарраш отлично понимал, что шансов на это у него уж не так много. Становиться же ниже первого места это значило свести на нет все десятилетние его достижения на пути к завоеванию чемпионского титула. Поэтому нет ничего удивительного, что риску потерять все накопленное за многие годы он предпочёл позицию наблюдения и выжидания.

Матч-турнир состоялся без Тарраша, что, конечно, в значительной мере снизило его значение.

 
Вначале лидерство захватил Пильсбери, блестяще проведший первую половину состязания. Вторая половина, однако, закончилась для него плачевно. Из 9 партий он 6 проиграл и 3 свёл вничью, не выиграв ни одной.
Ласкер ровно провёл весь турнир и занял 1-е место, опередив на два очка Стейница, занявшего 2-е место.
Победа Ласкера была весьма внушительной, но в турнире не участвовал Тарраш. Кроме того, Ласкер проиграл матч Пильсбери, выиграв из 6 партий только одну. Эти оба обстоятельства снижали полноценность Ласкеровской победы.
Таким образом, вопрос о сильнейшем шахматисте мира продолжал ещё оставаться не вполне разрешённым.

 
 
Лишь в следующем 1896 году несколько прояснилась обстановка, сложившаяся в 1890—1895 годах вокруг вопроса о борьбе за мировое первенство.
Большой международный турнир в Нюрнберге (июль—август 1895 года) — где вновь приняли участие все пять претендентов, закончился триумфом Ласкера. Уже перед последним туром ему было обеспечено первое место, которое он и занял с 13 очками из 18. Второй приз получил неожиданно новый дебютант — молодой венгерский шахматист Мароци. Тарраш и Пильсбери разделили лишь 3 и 4 места. 5-м оказался ни Стейниц, ни Чигорин, а Яновский. Стейниц занял 6 место. Чигорин лишь 9-е.
Вторая встреча Ласкера с Таррашем закончилась на этот раз победой чемпиона мира и счёт между ними стал 1:1. Шахматный мир должен был признать, наконец, превосходство Ласкера над его конкурентами.
 
Лишь упорный Тарраш, более сдержанно, правда, продолжал свою линию, сущность которой исходила из утверждения, что пока не со стоялось его единоборство с Ласкером, последнего нельзя признать сильнейшим шахматистом мира. Анализируя нюрнбергскую победу Ласкера, Тарраш не преминул отметить, что чемпион мира в четырёх выигранных им партиях стоял на проигрыш и что своим триумфом он обязан главным образом... «счастью». Эта линия Тарраша ни для кого, однако, не была убедительной. Многие не без основания считали, что Пильсбери, не становившийся пока что ни разу ниже Тарраша и имеющий личный счёт с Ласкером на международных встречах 3:2 в свою пользу (в Нюрнберге Пильсбери выиграл у Ласкера партию, премированную призом за красоту), обладает, несомненно, большими правами оспаривать мировое первенство, чем Тарраш.
 
Второй приз Мароци и успех Яновского свидетельствовали о том, что отряд претендентов начинал пополняться свежими молодыми талантами.
Перед Таррашем встала новая задача доказать, что он является, если не первым, то по крайней мере, вторым шахматистом мира. Только таким путём он мог добиться организации своего матча с Ласкером. При этом он был заинтересован в том, чтобы его равный счёт с Ласкером не претерпел бы изменений в худшую сторону. Лучшей гарантией этого было не встречаться более с Ласкером на международных турнирах. И действительно до 1908 года, т. е. в течение 12 лет, гастингсо-нюрнбергский счёт 1:1 оставался без изменений, пока, наконец, этот сильно запоздавший матч не был осуществлён усилиями Германского шахматного союза.

 
Международные турниры в Лондоне 1899 (1-й приз Ласкер, опередившей на 4,5 очка Мароци, Пильсбери н Яновского), в Париже 1900 (1-й — Ласкер, 2-й — Пильсбери), в Кембридже-Спрингсе в 1904 году (1-й — Маршалл, 2-й и 3-й Ласкер и Яновский) блистали отсутствием Тарраша.
 
Эта политика давала возможность Таррашу периодически выступать е заявлениями о том, что Ласкера нельзя считать чемпионом мира, пока между ними не состоится матч, тем более, что Тарраш добился в ряде турниров, где не участвовал Ласкер, первых призов, оттеснив постепенно на второй план всех остальных претендентов. Вскоре после того, как Маршалл опередил Ласкера на турнире в Кембридж-Спрингсе, Тарраш выиграл у него матч с разгромным счетом 8:1 и заявил после него, что в шахматном мире нет никого, кто мог бы считаться по силе выше его. Через два года Ласкер, однако, выиграл у того же Маршалла матч со счётом 8:0, так что и здесь Таррашу не удалось доказать своего приоритета.

 

Наконец, в 1908 году в Дюссельдорфе и Мюнхене Ласкер разбил и самого Тарраша со счётом 8:3.
 
Романовский. Шахматы в СССР №№ 5, 6, 1946 год

 

 

Шахматные турниры. Чемпионаты